Русское деревянное зодчество

Дерево – самый распространенный строительный материал древней Руси.

Обширные леса покрывали обширные земли Киевской Руси, Великого Новгорода, Московского, Владимиро-Суздальского и Тверского княжеств. Легкая обрабатываемость и всеобщая доступность определили главенствующую роль дерева в качестве строительного материала. В деревянной архитектуре были выработаны многие строительные и композиционные приемы, которые отвечали природно-климатическим условиям и художественному вкусу русского народа в постройке сельских поселений, такие как амбары, мельницы, мосты, бани и жилые дома возводились только из дерева до XIX века, а большинство городских жилых построек было также из дерева до XVIII века. Однако в виду недолговечности и повышенной горючести до наших дней не сохранились ни одна постройка дотированная ранее XVI века. Летописи, иконы и миниатюры позволяют восстановить облик древних деревянных сооружений. Наибольшая устойчивость народных традиций присуща районам русского севера. Этому способствовали следующие исторические условия:

1) незатронутость монголо-татарским нашествием;

2) удаленность от развитых промышленных центров;

3) отсутствие крепостничества в XV – XIX веках.

Поселения на русском севере не подвергались пореформенным перестройкам, благодаря чему сохранили первичную народную основу.

Частые пожары на Руси явились причиной гибели многих поселений и даже целых городов.

Так из летописи узнаем, что опустошительные пожары были в таких городах, как:

1) Киев;

2) Новгород;

3) Владимир;

4) Псков;

5) Саратов (3 раза выгорал дотла).

В предвидении пожаров плотники заготавливали срубы и части домов впрок. Такие срубы можно было купить на специальных рынка. В Москве рынок назывался “За белой стеной”. Наиболее широко применяли хвойные породы деревьев: сосна, ель, лиственница. Их брали из-за ценных строительных качеств:

1) смолистость;

2) прямолинейность;

3) отсутствие дуплистости.

Отсутствие дуплистости позволяло распиливать бревна по слоям для получения теса и пластин.

Смолистость использовалась как повышенная сопротивляемость гниению. Лиственница и кондовая сосна использовались для наиболее ответственных нижних венцов срубов. Дуб применялся для наиболее знаменитых сооружений на севере:

1) софийский собор в Новгороде (989 год);

2) стены московского кремля (1339 год).

Осина шла на производство кровельного лемеха, т. к. при воздействии снега и дождя у осины увеличивается прочность и со временем она приобретает серебристый оттенок. Самый распространеный вид леса – бревна диаметром 25 – 40 см, иногда диаметром 60 – 80 см, длиной 5 – 10 метров, иногда 12 – 16 метров.

Главным строительным орудием на Руси является топор, с помощью которого народные умельцы изготавливали “дивное узорочье”.

Из исторических документов узнаем, что слово “рубить” означало “строить”. Например: “Повелел рубити церкви”.

Основной конструкционной формой в русском деревянном зодчестве являлся прямоугольный сруб “четвериг” из горизонтально уложенных и притесанных друг к другу бревен. 4 бревна составляли ряд – венец.

Для стягивания горизонтальных венцов в бревнах делали паз. В начале в верхней части, а затем в нижней – для уменьшения затекания воды.

В углах срубов бревна соединялись с помощью врубов. Наиболее распространены врубы с остатком. Назывались “в обло” – самая теплоустойчивая врубка. Реже применялись врубки без остатка. Назывались “в лапу”.

Для экономии бревен в не отапливаемом помещении делали врубку с просветом в четверть бревна. Называлась “в реж”.

Пазы мшились, т. е. обкладывались мхом, а затем конопатились паклей. На один сруб шло 150 – 170 бревен. Основное время уходило на притеску и подгонку бревен, чтобы облегчить трудоемкость мастера-плотники делали эту подгонку на земле, а затем поднимали вверх.

Высота постройки разбивалась по вертикали на 2 – 4 чина по 8 – 10 бревен в каждом. Для сборки каждый чин имел двойную метку. Первая цифра – номер чина, вторая – номер венца.

Благодаря таким чинам стало возможным ставить постройки за 1 день (так называемые обыденные церкви возводились в течение 1 светового дня). Для большей вместимости вместо четверик здания рубились шестериком, восьмериком и десетериком.

Срубы ставились непосредственно на землю. Иногда под срубы ставились камни – валуны или врывались “стулья” – обрезки толстых бревен.

Русская система мер

Для определения размеров будущих построек русскими плотницких дел мастерами была выработана система простых отношений, в основе которой лежала русская система мер, тесно связанная со средними размерами человеческого тела (рис. 1). Методы пропорционирования, выработанные в деревянном зодчестве и определявшиеся способом ведения работ, позднее перешли и в каменную архитектуру. Разметка плана будущей постройки производилась на земле с помощью мерного шнура путем выкладывания (“окладывания”) нижнего венца сруба – “оклада” (рис.2).

Квадратная клеть, являвшаяся главным элементом почти любой постройки, требовала проверки правильности прямых углов равенством диагоналей квадрата. Таким образом, отношение стороны квадрата к его диагонали — это основа древнерусского пропорционирования. Диагональ квадрата обладала еще одним важным свойством: став стороной нового квадрата, описанного вокруг меньшего, она позволяла получать без вычислений удвоенную площадь. Соотношение диагонали и сто­ роны квадрата стало принципом сопряжения русских мер: мерной маховой сажени — стороны квадрата (176,4 см) и великой косой сажени — его диагонали (249,5 см). И остальные применявшиеся в строительстве меры длины — малая пядь (19 см), нога (27 см), локость (38 см), большой локоть (54 см), стопа шага (76 см), сажень-локоть (108 см), простая сажень (152,7 см) и косая (казенная) сажень (216 см) – относились друг к другу, как сторона к диагонали квадрата. На этой же закономерности был основан и мерный плотничий наугольник.

Разметка проводилась на земле с помощью мерного шнура путем выкладывания (окладывания) нижнего венца сруба.

Основа древнерусского пропорционирования – отношение стороны квадрата к его диагонали.

Принципом сопряжения русских мер стало соотношение диагоналей и стороны квадрата. Другие меры длины связаны с человеком:

нога – 27 см;

локоть – 38 см;

стопа шага – 74 см.

Плановым размером становились модули для вертикального пропорционирования. Такая взаимосвязь позволяла рассчитывать сколько потребуется бревен, а также площади всех помещений. Часто в подрядных заданиях-договорах говорилось: “а строить высотою как мера и красота скажет”.

Таким образом, мы видим как высоко в русском зодчестве ценилась интуиция и творческий почерк зодчества.

Церковь Покрова на Нерли.

“В ней нет ничего лишнего и все логично до последней возможности”.

Попроси любого соотечественника назвать несколько православных храмов, что он ответит? Наверное, самым распространенным будет ответ – храм Христа Спасителя, собор Василия Блаженного и церковь Покрова на Нерли. Чем примечательны первые два храма, понятно. А вот почему такую всемирную известность и любовь снискала скромная и простая церковь Покрова на Нерли? Когда пишут и говорят об этом храме, обычно приводят слова Игоря Грабаря: «Церковь Покрова на Нерли близ Владимира является не только самым совершенным храмом, созданным на Руси, но и одним из величайших памятников мирового искусства». Что же сделало этот храм таким знаменитым – его история? Или, может быть его удивительный гармоничный облик?

Церковь Покрова на Нерли – памятник становления и расцвета Владимирского княжества при Андрее Боголюбском. Этот удивительный человек задался целью создать новую столицу Руси, подобную Киеву, и не только Киеву, но и Константинополю и Иерусалиму. Всего за 7 лет было выстроено множество прекрасных храмов во Владимире, построено Боголюбово и, как венец всему, храм Покрова на Нерли. Он был построен на расстоянии версты от Боголюбовского замка, при слиянии двух рек – Нерли и Клязьмы. Устье Нерли – это своеобразные речные ворота Владимирской земли на оживленном торговом пути Нерль-Клязьма-Ока-Волга. Церковь Покрова возвышается над берегом старицы Клязьмы на округлом, поросшем травой и деревьями холме. Она будто вырастает из этого холма, и невольно восхищаешься, как удачно выбрано место для постройки храма. Но это только на первый взгляд кажется, что все так просто. На самом деле, храм хранит множество секретов, и строительных и исторических.

Что, собственно, известно об этом знаменитом памятнике зодчества? Скупые летописные сведения о храме не сообщают ни даты, ни даже названия церкви: “И потом приде от Киева Андрей Юрьевич и створи Боголюбный град…и постави церкви две камены”. Правда, еще в одной летописи упоминается все-таки то, что храм на Нерли в честь Покрова. Некоторые сведения о ней есть в “Житии Андрея Боголюбского”. Из него следует, что храм связан с победоносным походом Владимирцев на болгар и с гибелью от ран княжича Изяслава Андреевича (сына Андрея Боголюбского) в 1165 году. Удивительны и сроки строительства храма. Обычно церковь строили за 3 – 4 сезона, но “оную церковь единым летом соверши и обитель монашествующим при ней содела”, т. е. храм был возведен за один год.

Само посвящение храма Прокрову Пресвятой Богородицы очень необычно. Ведь праздник этот зародился именно на Руси, в Византии его не было. Но наиболее ранние из дошедших до нас икон Покрова относятся к XIV-XV векам. Да и Покровских церквей, построенных на Руси ранее этого времени, не известно. Непосредственно с именем князя Андрея Боголюбского связывается установление праздника Покрова, считается, что он был учрежден на Руси в 60-е годы XII века. Важнейшим аргументом в пользу этого предположения, стало как раз посвящение церкви, построенной в княжеской резиденции. С литературным творчеством самого Андрея Боголюбского исследователи связывают и тексты на праздник Покрова, дошедшие до нас в более поздних списках – “Проложное сказание”, “Слово” и “Служба”.

Правда, есть мнение, что посвящение храма, построенного князем Андреем, могло быть связано и с другим праздником, установленным им после чуда, случившегося 1 августа 1164 года, когда во время похода на волжских болгар от образов Спаса, Владимирской Богоматери и креста, находившихся в русском войске, начали исходить огненные лучи. Именно с этим победоносным походом, успех которого обеспечила икона Владимирской Божией Матери, “Житие Андрея Боголюбского” связывает строительство церкви Покрова. Впоследствии, храм, возможно первоначально посвященный Спасу и Богородице, стал Покровским, вероятно, даже без специального переименования.

Немало секретов хранит и сама конструкция храма. Его современный облик так прекрасен и совершен, так вписывается в окружающий ландшафт, что кажется, так и он был задуман изначально. Однако, благодаря археологическим исследованиям, мы знаем, что во времена своей “молодости” храм выглядел иначе. А великолепный холм-пьедестал, оказывается, является делом рук человеческих. Изначально храм был обнесен открытыми галереями с перекрытиями, на которых устроены “гульбища”. Высота галереи составляла 5,5 м, а в юго-западном углу аркада превращалась в толстую стену с внутренней лестницей, откуда был вход на хоры.

При археологическом исследовании открылся и удивительный секрет холма. На низменном пойменном берегу полая вода поднималась при разливе более чем на три метра. Потому-то и строительство здесь велось совершенно особенным образом. Сначала был заложен фундамент из булыжника на известковом растворе глубиной 1,60 м, до слоя материковой глины. На фундаменте в два приема возвели основание стен из тщательно тесанного, плотно пригнанного камня, высотой 3,70 м. Снаружи и внутри эти стены засыпали глинистым супесчаным грунтом и плотно утрамбовали. Подземная часть храма составляет, таким образом, 5,30 м. Вот так в устье Нерли вырос искусственный холм, ставший пьедесталом для церкви Покрова и предохраняющий ее от коварных весенних вод. Холм был покрыт панцирем из белокаменных плит с водосточными желобами и лестницами, сбегающими к пристани.

Получается, современный облик храма, такой цельный и законченный, - лишь основное ядро. Когда-то это выглядело совершенно по-иному – над водой поднимались белокаменные ярусы – широкий холм, внушительный пояс аркад-галерей, затем сам храм и, наконец, цилиндрическая башенка барабана с главкой и крестом. Кстати, главка изначально тоже была иная – не луковичная, а шлемовидная, покрытая деревянными “чешуйками”.

Пропорции храма необыкновенно изящны и красивы. Часто этот храм сравнивают с образом красной девицы (в отличие от Дмитриевского собора во Владимире – воина-богатыря). И, хотя, тип храма совершенно обычен для этого времени (крестово-купольный, одноглавый, четырехстолпный, трехапсидный, с тремя продольными и тремя поперечными нефами), он неуловимо отличается от множества других церквей. Здесь все направлено на достижение эффекта максимальной стройности и высоты. Множество деталей, еле уловимых, очень деликатных, подчеркивают вертикальную ось сооружения. Например, средняя апсида чуть приподнята над боковыми, несколько поднято и среднее окно. Б арабан храма высокий и тонкий с узкими окнами, поднятый на пьедестал-постамент усиливает впечатление устремленности вверх. И внутреннее пространство церкви Покрова воспринимается как некий воздушный столп с убегающими ввысь пучками вертикалей.

Храм украшен прекрасной белокаменной резьбой, присущей владимиро-суздальскому зодчеству. Здесь есть и излюбленный образ царя Давида в окружении животных, настоящих и фантастических, и богатые орнаменты и удивительный ряд рельефов девичьих ликов, которые опоясывают все три фасада храма. Это один из самых загадочных мотивов в скульптурном декоре церкви. В настоящее время сохранилось девятнадцать таких рельефов, представляющих целую галерею скульптурных портретов. Исполнение этого прекрасной белокаменной резьбы требовало немалого времени и большого технического мастерства. Даже простая обработка каменного блока предполагала более тысячи ударов мастера по инструменту. А на теску фасонного камня и резьбу рельефов церкви Покрова на Нерли по расчетам исследователей должно было потребоваться около трех с половиной тысяч человеко-дней.

После гибели князя, во время княжеских усобиц, а затем в годы татарского разорения храм получил первые разрушения. И только во второй половине XVII века были проведены серьезные ремонтные работы. В это время здание получило четырехскатную деревянную кровлю; ветхие галереи были отломаны. Храм иногда затоплялся во время разливов, вода подступала к самому фундаменту, льдины бились о цокольные камни. В 1784 году храм чуть было не исчез навсегда – настоятель Боголюбова монастыря просил разрешения разобрать Покровскую церковь на камень для строительства новых святых врат в своем монастыре. К счастью разрушение храма не состоялось, причем по вполне прозаической причине – не сошлись в цене с подрядчиком. Храм пострадал и от невежества. В 1877 году монастырские власти самовольно, без ведома архитектора предприняли ремонт: без всякой нужды обвязали храм железными стяжками, сбили остатки фресок в барабане и куполе, заменили гипсовыми утраченные белокаменные рельефы… Боголюбов монастырь вместе с Покровским были закрыты в 1923 году, а еще ранее, с 1919 года древние белокаменные памятники, в том числе церковь Покрова, приняты под охрану Владимирской губернской коллегии по делам музеев. В начале 1990-х годов храм по настоянию Церкви был передан вновь открытому Боголюбову монастырю, а затем местному приходу Иоакима и Анны, с подчинением архиерею. В конце 1992 года широко известный памятник был внесен в Список всемирного наследия ЮНЕСКО.

Основные материалы и конструкции русского деревянного зодчества

Естественными строительными материалами на Руси, как уже говорилось, издавна служили дерево и глина. И того, и другого было в изобилии. И то, и другое начали использовать в хозяйстве довольно рано. Но если кирпичи из глины появляются лишь к середине X века, то дерево в качестве основного строительного материала использовалось с древнейших времен. Именно в деревянной архитектуре русские зодчие выработали то разумное сочетание красоты и пользы, которое перешло затем в сооружения из камня и кирпича. Многие художественные и строительные приемы, отвечающие условиям быта и вкусам народа, вырабатывались в течение тысячелетий в деревянном зодчестве.

Сосновый лес на сухой возвышенности – бор. И сама сосна в бору – конда. Это самое лучшее дерево для всякого строительства – и легкое, и стройное, и на корню просмоленное. Вот только вызревают кондовые сосны долго – 350 лет и более.

Конструкции русского деревянного зодчества

Из-за особой традиционности деревянного зодчества его конструктивные приемы подвергались сравнительно малым изменениям. Дошедшие до нас памятники архитектуры в основном восходят к XVII в. и позднее, только единичные постройки датируются концом XV – XVI в. Однако данные письменных источников и археологии позволяют заключить, что почти все встречающиеся в них типы конструкций были выработаны намного раньше. Поэтому для деревянных сооружений конструктивные приемы в гораздо меньшей степени служат датирующим признаком, чем для сооружений каменных. Исключение составляют городские и усадебные постройки XVIII – XIX вв., формы которых подражают формам каменной архитектуры, а в известной мере – и сельские постройки второй половины XIX в. В них в той или иной мере воплотились существенные конструктивные новшества.

Фундаменты. Судя по данным археологии, в ранний период (XII в.) иногда практиковалось устройство каменного основания под деревянные стены. Однако у сохранившихся относительно ранних зданий фундаменты отсутствуют, и стены поставлены либо непосредственно на грунт, либо на положенные под углы сруба валуны, либо на деревянные стулья — короткие бревна, вертикально врытые в землю. Каменные фундаменты и цоколи, имеющиеся у ряда памятников деревянного зодчества, не изначальны, а появились лишь в результате позднейших ремонтов в XIX – начале XX вв. В основном же применение фундаментов и каменных цоколей характерно для городских и усадебных деревянных построек XVIII – XIX вв., имитирующих формы каменной архитектуры, а также для домов зажиточных крестьян, начиная со второй половины XIX в.

Стены. В ранний период (XI – XV вв.) стены важнейших культовых и оборонительных деревянных сооружений рубились из дуба, жилых – из хвойных пород. Также из хвойных пород выполнены стены дошедших до нашего времени построек. Для наиболее значительных зданий применялась лиственница, мало подверженная гниению, но чаще всего в строительстве использовалась сосна, реже ель.

Основной, абсолютно преобладающий тип конструкции стен – сруб, состоящий из горизонтально положенных друг на друга бревен, соединенных врубками на углах. Бревна в срубе, как правило, по длине не стыковались, поэтому размеры сруба ограничивались длиной бревна, которая обычно не превышала 6 – 8 м. У больших храмов бревна намного длиннее. Не только врубки, но и торцы бревен обтесывались топором. Существовали два основных типа рубки угла: “в обло” (“с остатком”, т.е. с выступающими концами) и “в лапу” (без выступающих концов). При рубке “в обло” в бревне выбирали, обычно сверху, полукруглую «чашу» на половину его толщины (рис. 1).

Рис. 1. Типы конструкция стен в памятниках деревянного зодчества Типы рубки угла:

1 – “в обло”;

2 – “в лапу”;

3 – “в реж”;

4 – обработка угла сруба “в лас”;

5 – стена из бревен, забранных в столбы;

6 – конструкция стены из вертикальных бревен; типы обшивок:

7 – “в ножевку”;

8 – в шпунт

При рубке “в лапу” конец бревна обтесывался и сверху и снизу, при этом к внешнему краю он несколько расширялся, образуя своего рода замок (см. рис. 1,2). Рубка “в обло” решительно преобладала, особенно в ранний период. Для плотного соединения двух сопрягающихся по высоте бревен в одном из них по длине вырубался сплошной паз. Как правило, в дошедших до нас зданиях паз выбран с нижней стороны бревна, что препятствует затеканию в шов дождевой воды. Изредка в ранних постройках встречается паз, выбранный сверху (Лазаревская часовня Муромского монастыря: принятая еще недавно очень ранняя датировка этого сооружения концом XIV в. в настоящее время поставлена под сомнение). Иногда остаток бывает срублен “в разнопаз”, т.е. необтесанные круглые бревна чередуются с бревнами, в которых паз выбран с двух сторон. В отапливаемых постройках во избежание продувания горизонтальные щели в более раннее время конопатились мхом, позднее – паклей. Внутренняя поверхность бревенчатых стен в более или менее парадных помещениях обтесывалась “в лас”, образуя ровную вертикальную плоскость со скруглением во внутренних углах (см. рис1, 4). Для отдельных частей сооружения, где не требовалось создания непроницаемой бревенчатой стенки, применялась рубка «в реж», при которой между горизонтальными бревнами оставались небольшие прозоры; в этом случае, естественно, паз по длине бревна не выбирали (см. рис1, 3)

Изредка стены рубились не из бревен, а из брусьев, что было делом трудоемким и в ранний период имело место лишь в богатых хоромах. В церквях XVIII в. из брусьев иногда бывает срублен алтарь.
Приемы рубки из брусьев те же, что и из бревен; углы обычно рубятся “в лапу”.

Кроме сруба для отдельных частей здания могла применяться облегченная каркасная конструкция стен со стойками, в пазы которых входили шипы горизонтальных бревен или тес. Каркасными нередко делались стены церковных папертей, сеней, “чердаков” – летних верхних помещений жилых хором.

Бревенчатые стены, как правило, не обшивались и сохраняли свою естественную фактуру. Известно, однако, что тесовые обшивки существовали уже в XVI – XVII вв. и применялись для сооружений, которым придавалось особое значение (например, трапезные некоторых северных монастырей). Широко использоваться тесовые обшивки стали в деревянных постройках XVIII – XIX вв., подражающих формам каменной архитектуры. Сохранившиеся обшивки ампирных особняков выполнены из широких досок, прибитых коваными гвоздями к наложенным на сруб вертикальным брусьям. Горизонтальные края досок срезаны под острым углом «в ножовку», что препятствует затеканию воды под обшивку (см. рис1, 7). Такие обшивки не штукатурились. Под штукатурку же обшивка делалась из вертикально поставленных досок. Во второй половине XIX в. появляется обшивка из узких шпунтованных досок с калевками (см. рис1, 8).

В памятниках второй половины XVIII и начала XIX вв. помимо сруба можно встретить конструкцию стен из вертикально поставленных бревен, соединенных нижней и верхней горизонтальной обвязками (дворец в Останкине и др.). (см. рис1, 6). Такая конструкция, не дававшая в отличие от сруба усадки по вертикали, позволяла сразу же после возведения стен штукатурить их снаружи и изнутри. Штукатурка наносилась по слою дранки, обычно с прокладкой войлока. Внутри стены городских и усадебных домов иногда штукатурились, иногда оклеивались обоями непосредственно по дереву.

Перекрытия. В деревянных сооружениях перекрытия были балочными. Чаще всего накат набирался из сплоченных «в четверть» пластин (половин бревен), иногда из досок. Не только пластины, но и половые доски в старину вытесывались топором, что в крестьянском строительстве можно проследить вплоть до очень недавнего времени. При настилке полов пластины укладывались круглой стороной вниз, в чердачных перекрытиях — вверх, причем над теплыми помещениями сверху насыпалась земля. Лаги под полами делались из круглых бревен, врубленных в. основной сруб, потолочные балки и прогоны – чаще всего из брусьев. Лаги и балки обычно врубались на концах “в сковородень”, что усиливало жесткость всей конструкции. До XVIII в. черепные бруски на балке не набивали, а либо вытесывали соответствующие выступы из целого бруса, либо, чаще всего, клали накат поверх балки. Этот прием встречается и позже. В помещениях с большим пролетом (церковные трапезные) под прогоны иногда ставились промежуточные столбы с резными дощатыми кронштейнами, имевшими чисто декоративный характер. В церквях часто делали потолки не горизонтальными, а с более высокой средней частью и наклонным накатом к краям, что служило своеобразной имитацией свода. Особенно сложную конструкцию имело так называемое «небо» – приподнятый в средней части потолок рубленых восьмериком храмов, который представлял собой распорную конструкцию. Иногда его крепили хомутами к бревенчатым прогонам. В парадных помещениях рисунку наката порой придавали декоративный характер либо за счет чередования чуть приподнятых и чуть опущенных пластин, либо за счет их укладки не строго перпендикулярно к балкам, а с легким отклонением то в ту, то в другую сторону попеременно в соседних пролетах.

В постройках классицизма потолки устраивались аналогично потолкам каменных зданий. Если стены внутри штукатурились, то и потолки также штукатурились по дранке, если же нет, то обычно оклеивались обойной бумагой прямо по дереву. Полы либо оставались дощатыми, тогда их строгали и красили, либо по ним укладывался паркет, подобно деревянным полам каменных зданий.

Дверные и оконные проемы. Традиционное устройство дверных проемов в деревянных зданиях — косящатые колоды. Они были очень массивными и состояли из соединенных на ус, с небольшим внутренним шипом вертикальных косяков и верхнего бруса, имевших близкое к квадрату поперечное сечение. Нижнего бруса обычно не было, порогом служило одно из бревен сруба, в котором вырубались соответствующие гнезда. В подходящих к проему торцах сруба делался выступ, входивший в пазы, прорубленные в толще косяков, обеспечивая жесткость конструкции. Кроме того, у торцов бревен в примыкании к косякам для лучшего с ними сопряжения плавно срубалась внешняя скругленная часть, образуя характерные «затесы». Верхний брус колоды часто имел с двух торцов небольшие выступы, которые удерживали косяки в процессе строительства. Иногда, особенно при большой ширине проема, ему придавалась более сложная конфигурация, со скругленным или ломаным очертанием верха, который в этом случае составлялся из нескольких брусьев, также соединенных на ус.

Наиболее архаичный способ навески дверей – на “подпятниках” – круглых выступах на краях торцов дверного полотнища, вставленных в гнезда, выбранные в верхней и нижней обвязке. Однако уже в сооружениях XVI – XVII вв. встречается наряду с этим навеска при помощи металлических подетавов и петель, подобных применявшимся в каменных зданиях.

Оконные проемы в старинных деревянных постройках были двух типов. Более простым был тип “волокового” окна, которое представляло собой узкое горизонтальное отверстие, выбранное в двух соседних бревнах сруба. С внутренней стороны проема прорубался длинный паз для доски, которая задвигалась («заволакивалась») для закрывания или открывания окна (рис. 2, 9).

Рис. 2. Основные конструкции кровель в памятниках деревянного зодчества

А – здание с безгвоздевой самцовой кровлей:

1 – самцы;

2 – слеги;

3 – курицы;

4 – водотечники (потоки);

5 – тесовая кровля;

6 – охлупень;

7 – причелина;

8 – красное окно;

9 – волоковое окно;

Б – шатровая кровля:

10 – шатер;

11 – полица;

12 – повал;

В – типы кровельного материала:

13 – желобчатый тес;

14 – дороженый тес;

15 – свес “красного теса”;

16 – лемех

Более сложными были «красные» окна с косящатыми колодами, аналогичные дверным колодам с той разницей, что подоконником не всегда служило бревно сруба, чаще отдельный брус (см. рис. 2, 5).

Над верхним брусом дверной или оконной колоды деревянного здания оставался небольшой прозор, рассчитанный на усадку сруба. Точно рассчитать величину усадки было невозможно, поэтому прозор делался с запасом, и над колодой часто оставалась узкая щель, в которую приходилось по окончании усадки вставлять тонкую планку. У «красных» окон в эту щель иногда входила наклонная доска-козырек, которая поддерживалась по краям маленькими дощатыми консолями.

В постройках классицизма использовались не колоды, а более узкие коробки, узлы которых соединялись на шипах. У наружных проемов коробки имели большой размер в глубину, закрывая не только сруб, но и пространство между срубом и обшивкой. Стык коробки и обшивки прикрывался нашитым снаружи профилированным наличником. Позднее коробки вошли в употребление также и в деревенском строительстве.

Кровельные конструкции. Одной из самых распространенных, а в северных крестьянских постройках до сравнительно позднего времени почти единственной была так называемая безгвоздевая кровельная конструкция(см. рис. 2, А). Ее основой служили горизонтальные бревна – слеги, которые врубались через несколько рядов в щипцовые завершения торцевых стен сруба – “самцы”.

Поперек слег крепились более тонкие, обычно еловые, жерди, заканчивавшиеся внизу крюком, вытесанным из комлевой части дерева, так называемые курицы. На крюках куриц лежали “потоки” – массивные желоба, в широкий паз которых упирались концы тесовой кровли. Сверху, по коньку, стык кровельных тесин закрывался прижимавшим их как бы перевернутым желобом – охлупнем. Охлупень крепился к коньковому бревну вертикальными деревянными шпильками, пропущенными в специально для этого проделанные отверстия – “штамиками”. Тесовая кровля крылась в два слоя вперебежку, иногда с прокладыванием между слоями “скал” – сшитой большими полотнищами бересты. Тес вырубали из расколотого пополам бревна, так что из одного бревна получалось всего две тесины. Кровельный тес был массивным, около 6 см толщиной, при ширине не менее 22 – 24 см. Клали тес скруглением слоев кверху, чтобы при высыхании он изгибался «корытом». Помимо этого сверху он обтесывался в форме неглубокого желоба (см. рис. 2, 13).

Кроме того, существовали кровли, у которых тес на коньке перекрывался внахлест, и его верхний слой прижимался “гнетом” – бревном, на концах соединенным с коньковым брусом деревянными хомутами. Сходным образом устраивалось иногда и односкатное покрытие.

Сложные по форме кровли богатых хором, крепостных башен и особенно церковных зданий имели более разнообразные конструкции. Помимо самцово-слеговой системы широко применялись сложного очертания срубы «в реж» и наслонные стропила. Рублеными делались бочки, крещатые бочки, кубоватые кровли (т.е. четырех- или восьмискатные кровли с профилем бочки) и нередко шатры. У некоторых ранних памятников (Никольская церковь в Лявле конца XVI в. и др.) рублеными были не только шатры, но также «шеи» и луковичные главы. Иногда шатер рубился только на часть высоты и дополнялся стропилами. В подавляющем большинстве случаев стропильной была конструкция «шей» и церковных глав. Для глав стропила делались дощатыми, при небольших размерах иногда из одной доски, но по большей части составными, и обтесывались по шаблону.

Для сложных по форме кровель безгвоздевая система была непригодна. Свес тесовой кровли в этом случае делался из прибитого гвоздями “красного” теса, концы которого для лучшего стекания с них воды вытесывались в форме пик (см. рис. 2, 15). Для большего выноса кровли верх сруба под ней делался в виде своеобразного карнизного расширения – “повала” (см. рис. 2, 12). Повал чаще всего поддерживал не основную кровлю, а ее нижнюю пологую часть – полицу. Помимо полицы тесом крылись высокие скатные кровли, шатры и иногда криволинейные кровли типа бочки. В этом последнем случае кровля могла выполняться двояко: либо из коротких тесин, либо, что встречается чаще, из досок, положенных поперек ската внахлест, обычно с вытесыванием вдоль нижней кромки городчатого узора.

Для покрытия криволинейных поверхностей чаще применялся лемех – короткие и тонкие досочки. Под лемеховое покрытие обычно подкладывалась береста. Лемех для бочек и глав вытесывался криволинейным, как бы изогнутым. При этом учитывалось его будущее расположение на кровле, и слои подбирались таким образом, чтобы потоки дождевой воды не затекали «навстречу» слою. Судя по археологическим находкам, в свое время был широко распространен дубовый лемех с заостренным нижним концом, однако в сохранившихся сооружениях абсолютно преобладает осиновый, иногда сосновый лемех с городчатым рисунком. Заостренные лемешины встречаются Лишь у нижнего отлива “юбки” церковных глав. У некоторых сооружений XVIII в. применен лемех со скругленным концом.

При покрытии глав размер лемеха не рассчитывался для каждого ряда, как это следовало бы из идеальной геометрической схемы. Обычно в этом случае лемех заготовлялся одного-двух, самое большее трех размеров, и перекрытие швов в каждом последующем ряду осуществлялось неполностью, при этом использовались более свободная расстановка лемешин в широкой части главы и небольшая его подтеска в узкой части. Лемехом иногда крылись и прямые скаты главным образом шатровых покрытий. В этом случае лемех вытесывался прямым.

В городском строительстве XVIII в. наблюдается ряд новшеств в устройстве кровель. Очень широкое распространение получают вальмовые кровли, требующие для своего устройства не самцово-слеговой, а стропильной системы. Деревянные кровли в XVIII в. применяются еще очень широко, в том числе и в городах, но характер тесового покрытия меняется. С введением в обиход продольной пилы тес становится тонким, вместо обработки его верхней поверхности в виде желоба его “дорожат” – выбирают специальным инструментом узкие канавки, по которым лучше стекает вода (см. рис. 2, 14). В гражданских постройках свес теса обычно делается гладким, без “пик”. Есть много сведений о покраске тесовых кровель главным образом в красный цвет (“черлень”). Помимо теса в XVIII – XIX вв. очень распространены кровельные покрытия из дранки или гонта – очень узких прямых колотых или строганых дощечек, обычно имеющих на одной из продольных сторон узкую щель, в которую вставляется край соседней дощечки. В сельских постройках кровли крылись соломой, “долгой дранью” (длиной до 5 м), лубом, тростником. С XVIII в. все чаще в деревянных зданиях применяется металлическое кровельное покрытие.

Отношение русских мер к метрическим

1) Меры веса (массы). (Ст. 1 и 2 и примечание к ст. 14 Положения о мерах и весах 1899г.) (С точностью до стомиллионных частей показанных величин)
РУССКИЕ МЕРЫ		МЕТРИЧЕСКИЕ МЕРЫ.
1 пуд или 40 фунтов или 3840 золотников	=	16,380496 килограммам
ОДИН ФУНТ или 32 лота или 96 золотников	= {	0,40951241 килограммам 409,51241 граммам
1 лот или 3 золотника	=	12,797263 граммам
1 золотник или 96 долей	=	4,2657543 граммам
1 доля или 0,00010850694 фунта	=	44,434940 миллиграммам
МЕТРИЧЕСКИЕ МЕРЫ	=	РУССКИЕ МЕРЫ
1 тонна (метрическая) или 100 килограмм	=	61,048211 пудам
ОДИН КИЛОГРАММ или 1000 грамм	= {	0,061048211 пуда 2,4419284 фунтам
1 грамм или 10 дециграмм. или 1000 миллиграммов	=	0,23442513 золотника
1 дециграмм или 10 сантиграмм	=	2,2504812 долям.
1 сантиграмм. или 10 миллиграмм	=	0,22504812 доли
1 миллиграмм. или 0,000001 килограмма	=	0,022504812 доли
2) Меры линейные (погонные) Ст. 3 и 4 и примечание к ст.14 П оложения о мерах и весах 1899г.) (С точностью до миллионных частей показанных величин)
РУССКИЕ МЕРЫ		МЕТРИЧЕСКИЕ МЕРЫ
1 верста или 500 сажен	=	1,06680 километрам
1 сажень или 3 аршина или 7 футов	=	2,13360 метрам
ОДИН АРШИН или 16 вершков или 28 дюймов	= {	0,711200 метрам 71,1200 сантиметрам 711,200 миллиметрам.
1 вершок или 17,5 линий	=	44,4500 миллиметрам
1 фут или 12 дюйм , или 6,85714 вершка	=	304,800 миллиметрам
1 дюйм или 10 линий	=	25,4000 миллиметрам
1 линия или 10 точек	=	2,54000 миллиметрам
1 точка или 0,000833333 фута	=	0,254000 миллиметрам
МЕТРИЧЕСКИЕ МЕРЫ	=	РУССКИЕ МЕРЫ
1 километр или 1000 метров	=	0,937383 версты
ОДИН МЕТР или 100 сантиметров	= {	0,468691 сажени. 1,40607 аршинам 22,4972 вершкам 3,28084 футам 39,3701 дюймам
1 дециметр или 10 сантиметров	=	3.93701 дюймам
1 сантиметр или 10 миллиметров	=	0.393701 дюйма
1 миллиметр или 1000 микронов	=	0,393701 линии
1 микрон или 0,000001 метра	=	0,00393701 точки

 

 

 

Технико-экономические показатели

Для анализа экономичности проектного решения необходимо подсчитать К₁ и К₂.

К₁ – показатель целесообразности планировки жилого дома.

К₁ подсчитывается для каждого типа квартиры и по дому в целом.

Жилую площадь определяют как сумму площадей жилых комнат без учета площади встроенных шкафов.

Подсобную площадь определяют как сумму всех остальных вспомогательных площадей квартиры.

Полезная площадь является суммой площадей всех жилых и подсобных помещений, включая встроенные шкафы.

Площадь лестничных клеток, входных клеток в полезную площадь не включается.

Объемный коэффициент К₂ – показатель эффективности использования объема здания. К₂ – один из существенных критериев экономичности проектов жилых зданий.

.

Русское барокко

Термин “Барокко” применялся для характеристики двух периодов в истории русского искусства: первый – последняя четверть XVII века и начало XVIII века; второй – с начала XVIII века по 60-е годы XVIII века. Однако определение искусства конца XVII века как барочного, ошибочно. Русская архитектура этого времени в действительности тесно связана с традициями архитектуры Древней Руси, является ее завершением и неотделима от истории древнего искусства.

Термин “русское барокко” применим к русскому искусству второго периода (с начала XVIII века по 60-е годы) имеющему совершенно оригинальный характер.

Самобытность архитектуры русского барокко проявилась в органичном сочетании четкой фундаментальности и простоты плановых решений с живописностью силуэтов и фасадов, щедростью и фантазией декоративных форм, их многоцветием, традиционно развивающими присущие искусству России мажорность и нарядность. В середине XVIII века возрождается исконно русское пятиглавие при постройке храмов, причем оно обогащается новыми самостоятельными решениями, повсеместно сменяя тип храма начала столетия, увенчанного куполами во флорентийском духе. Стремление архитектурными средствами выразить господство человека над природой и стихией, неиссякаемость его творческих возможностей – находит убедительное выражение в контрастном сочетании геометризма окружающих дворцы регулярных садов и парков с огромной протяженностью пластичных фасадов и пышных амфилад парадных помещений. В интерьерах – обилие проемов, зеркал, орнамента, сплошь покрывающие стены, живописные плафоны. Все это создает иллюзию безграничности пространства. Расцвет русского барокко связан с именами А. В. Квасова (Большой Царскосельский дворец до его перестройки Растрелли, не сохранившаяся церковь Успения Пресвятой Богородицы на Сенной площади), П. А. Трезини (Фёдоровская церковь в Александро-Невской лавре), А. Ф. Виста (Андреевский собор на углу 6 линии и Большого проспекта, Ботный домик в Петропавловской крепости) и других мастеров, но прежде всего, – с именем Варфоломея Варфоломеевича Растрелли (1700 – 1771) – создателя роскошного Смольного монастыря, Зимнего, Воронцовского, Строгановского дворцов, перестроенных им дворцов и павильонов в Царском Селе и Петергофе. Растрелли задал тон, масштаб дальнейшей застройке Дворцовой площади и Дворцовой набережной. Русское барокко мало похоже на европейское, в нем ярче выражен светский, более земной характер русского искусства XVIII века. Савва Иванович Чевакинский (1713 – 1780) возвел великолепный Никольский морской собор с самой красивой колокольней Петербурга на берегу Крюкова канала, Шуваловский дворец на Итальянской улице, дворе Шереметьевых на Фонтанке и др. Неизвестный пока мастер (скорее всего П. А. Трезини), словно соперничая с Растрелли, построил на Владимирской площади удивительной красоты Владимирскую церковь (завершена в конце 1760 гг.). Очень многое из созданного этим зодчим было позднее перестроено или просто исчезло. В 1760 – 1770 гг., в “золотой век Екатерины II” меняются архитектурные и художественные вкусы, на смену пышному “елизаветинскому барокко” приходит классицизм.

Большой царскосельский дворец

Смольный монастырь

Зимний дворец

Русский классицизм

В русской архитектуре классицизм возник в середине XVIII века и вскоре завоевал господствующее положение.

Произведения русского классицизма составляют не только важнейшую главу истории русской и европейской архитектуры, но и наше живое художественное наследство. Это наследство продолжает жить не в качестве музейной ценности, но и как существенный элемент современного города. К зданиям и ансамблям, созданным в XVIII и начале XIX века, почти невозможно приложить наименование памятников архитектуры – настолько прочно сохраняют они творческую свежесть, свободную от признаков старости.

Без видимой борьбы и полемики в России изменились общественные вкусы. За пять – семь лет русское барокко как господствующий стиль было сменено классицизмом; конец 1750-х - еще время расцвета первого, середина 1760-х – уже начало широкого распространения второго. Барокко уходило, не дожив до стадии упадка, не растратив своего художественного потенциала.

Классицизм был принят как система международной художественной культуры, в рамках которой развивался национальный вариант стиля. Растянувшаяся на столетия эпоха культурного одиночества русской архитектуры закончилась.

Среди причин, ускоривших утверждение классицизма в России, кроме увлечения образованного слоя российского дворянства рассудочными просветительскими утопиями были и причины практические, связанные с расширением круга задач зодчества. Развитие промышленности и рост городов вновь, как и в петровское время, вывели на первый план проблемы градостроительства и множившихся типов зданий, нужных для усложнявшейся городской жизни. Но для торговых рядов или присутственных мест неуместен жанр мажорно-праздничной архитектуры, за пределы которого барокко выйти не умело; великолепие дворца нельзя распространить на весь город. Художественный язык классицизма был, в отличие от барокко, универсален. Его можно было использовать и при сооружении импозантнейших дворцовых построек и для “обывательских” жилищ, вплоть до скромных деревянных домиков на окраинах.

Перемены в круге архитектурных форм затронули, прежде всего, декор. По-новому было осмыслено отношение здания к городскому пространству. Однако каких-то принципиально новых схем классицизм не предложил. Различным функциям по-прежнему служили немногие варианты простых планов, уже использовавшиеся русским барокко.

Важно было то, что вместе с новым стилем окончательно утверждались новые методы творчества. Гармонизация произведения архитектуры, его частей и целого осуществлялась уже не при “размере-1 и основания” и не на строительных лесах (где сотрудники Растрелли по месту лепили или резали из дерева элементы декора), на работе над проектным чертежом. Тем самым окончательно залеплялось разделение труда, сменившее былую “артельность”. Замысел и разработка формы, несущей образ, стали делом одного архитектора, выступающего в роли автора (хотя к этому не скоро привыкли за пределами профессии, из-за чего и осталось так много вопросов, связанных с авторством произведений раннего классицизма, включая крупнейшие, как Пашков дом и дворец Разумовского в Москве или Инженерный замок в Петербурге).

Для архитектурной формы, во всех деталях предопределенной проектом, образцами служили уже не столько здания, сколько их изображения, аналоги проектного чертежа. Нормы классицизма были сведены в строгую систему. Все это вместе позволяло полно и точно осваивать стиль по чертежам и текстам теоретических трактатов, что было почти невозможно для барокко с его капризной индивидуальностью. Классицизм поэтому легко распространился на провинцию. Он стал стилем не только монументальных сооружений, но и всей городской ткани. Последнее оказалось возможным потому, что классицизм создал иерархию форм, позволившую подчинить его нормам любые сооружения, выражая при этом место каждого в социальной структуре.

Талантливых и умелых архитекторов было немного, они не смогли бы проектировать все постройки во множестве городов. Общий характер и уровень архитектурных решений поддерживался благодаря использованию образцовых проектов, выполнявшихся крупнейшими мастерами. Их гравировали и рассылали во все города России.

Проектирование обособилось от строительства; это расширило влияние на архитектуру профессиональной литературы и книжности вообще. Возросла роль слова в формировании архитектурного образа. Связь его с образами историческими и литературными обеспечивала общепонятность для людей начитанных (просвещенный слой дворянства объединялся общим кругом чтения и книжных знаний).

Это сделало стиль равно отвечающим намерениям абсолютистской власти и идеям ее просвещенной оппозиции, вкусам богатейших, могущественных вельмож и ограниченных в средствах небогатых дворян

Петербургский классицизм был, прежде всего, стилем официальной “государственной” культуры. Его нормы основывались на укладе жизни императорского двора и крупного дворянства, они были предписаны государственным институтам. Здесь влияние народной “вне стилевой” культуры на профессиональную деятельность архитекторов не ощутимо.

Петербургский строгий классицизм сложился как завершенный вариант стиля в 1780-е гг. И. Е. Старов (1745 – 1808) и Джакомо Кваренги (1744 – 1817) были его типичными мастерами. Их постройки отличала ясность композиционного приема, лаконичность объемов, совершенная гармония пропорций в пределах классицистического канона, тонкая прорисовка деталей. Образы построенных ими зданий полны мужественной силы и спокойного достоинства.

Сурово торжествен созданный Старовым Таврический дворец (1783-1789). Отвергнув анфиладные системы барокко, мастер, в соответствии с рационалистической логикой классицизма, объединил помещения в функциональные группы. Прием пространственной организации целого, где развитые боковые крылья, связанные переходами с мощным центральным объемом, образуют глубокий парадный двор, исходит от палладианских вилл. Расположением парадных зал выделена глубинная ось композиции, однако, гигантская Большая галерея вытянута параллельно фасаду, что сняло элементарную простоту контраста.

Фасады освобождены от мелкого рельефа, членящего стену на филенки и лопатки, - зодчий уже не следует примерам французской архитектуры середины века, как-то делали петербургские мастера времени, переходного от барокко к классицизму (и как делал сам Старов в ранних произведениях). Гладкие белые колонны решительно выступающих строгих дорических портиков впервые в русской архитектуре действительно несут антаблементы. Они выделяются на фоне интенсивно окрашенных гладких стен, прорезанных проемами без наличников. Контраст подчеркивает тектонику стены из оштукатуренного кирпича. “Четырежды восемнадцать” колонн в двойных колоннадах Большой галереи имели греко-ионические капители (замененные потом Л. Русска на привычные римские) - один из первых для русского классицизма примеров обращения к эллинскому наследию. Державин написал о здании Таврического дворца: “древний изящный вкус - его достоинство; оно просто, но величественно”. Дворец стал для современников идеальным эталоном крупного здания - петербургского, русского и вместе с тем европейского. Его чертежи восторженно оценил Наполеон, особо отметивший Большую галерею и зимний сад, о чем сообщили Персье и Фонтен в тексте изданного ими увража “Лучшие королевские дворцы мира”.

В 1760-х годах в России произошла смена архитектурно-художественного стиля. Декоративное барокко, достигшее своего апогея в творчестве величайшего представителя этого направления – зодчего Ф. Б. Растрелли, уступило место классицизму, быстро утвердившемуся в Петербурге и Москве, а затем распространившемуся по всей стране. Классицизм (от лат. – образцовый) – художественный стиль, развивающийся путем творческого заимствования форм, композиций и образцов искусства античного мира и эпохи итальянского возрождения.

Для архитектуры классицизма характерны геометрически правильные планы, логичность и уравновешенность симметричных композиций, строгая гармония пропорций и широкое использование ордерной тектонической системы. Декоративный стиль барокко перестал соответствовать экономическим возможностям круга заказчиков, все расширяющегося засчет мелкопоместных дворян и купечества. Перестал он отвечать также изменившимся эстетическим воззрениям.

Развитие архитектуры обусловлено экономическими и социальными факторами. Экономика страны привела к образованию обширного внутреннего рынка и активизации внешней торговли, что способствовало продуктивности помещичьих хозяйств, ремесленного и промышленного производства. В результате чего возникла необходимость возведения казенных и частновладельческих сооружений, зачастую государственного значения. К ним относились торговые постройки: гостиные дворы, рынки, ярмарочные комплексы, контрактовые дома, лавки, разнообразные складские сооружения. А также уникальные здания общественного характера – биржи и банки.

В городах стали строить много казенных административных зданий: губернаторские дома, больницы, тюремные замки, казармы для военных гарнизонов. Интенсивно развивались культура и просвещение, что вызвало необходимость в строительстве многих зданий, учебных заведений, различных академий, институтов – пансионатов для дворянских и мещанских детей, театров и библиотек. Быстро росли города, прежде всего засчет жилой застройки усадебного типа. В условиях огромного строительства, разворачивавшегося в городах и помещичьих усадьбах, возросших строительных нужд, архитектурные приемы и многодельные формы барокко, изысканно-сложные и пышные, оказались неприемлемыми, так как декоративность этого стиля требовала значительных материальных затрат и большого количества квалифицированных мастеров различных специальностей. Исходя из сказанного, возникла настоятельная необходимость в пересмотре основ зодчества. Таким образом, глубокие внутригосударственные предпосылки материального и идеологического характера обусловили кризис стиля барокко, его отмирание и привели в России к поискам экономической и реалистичной архитектуре. Поэтому именно классическая архитектура античности, целесообразная, простая и ясная и вместе с тем выразительная, послужила эталоном красоты, стала своего рода идеалом, основой формирующегося в России классицизма.

Наиболее яркие произведения раннего петербуржского классицизма, в которых еще сохранялись отзвуки барокко, были созданы Вален-Деламотом или при его направляющем участии (здание Академии художеств, Гостиный двор, Малый Эрмитаж, арка Новой Голландии), Антонис Ринальди (Мраморный дворец), Фельтеном (южный павильон Малого Эрмитажа, Старый Эрмитаж). В большей части это грандиозные по масштабу сооружения, отмеченные четкостью объемов, горизонтальных и вертикальных членений, сдержанным скульптурным декором.

Зрелый или строгий классицизм в архитектуре представлен творениями Ивана Старова и Джакомо Кваренги. Ансамбль Таврического Дворца, созданный И. Е. Старовым – одна из вершин в развитии классицизма. Архитектор опередил свое время, внес в зодчество русского классицизма особую чистоту, лаконичность форм и поэтическую одухотворенность. Крупнейшим мастером высокого классицизма, глубоким выразителем идей Палладио, является Д. Кваренги, создания которого доминируют в художественном и композиционном строе центральных районов города. Между 1782 и 1814 годами, за тридцать два года, по проектам Д. Кваренги были возведены такие строения, как здание Академии наук, ставшее одним из основных архитектонических акцентов Стрелки Васильевского острова и всего правобережья Невы; серебряные ряды, корпуса Кабинета и Екатерининский институт, усилившие выразительность панорамы Невского проспекта. Классическая гармония ансамбля набережных на левом берегу Невы также во многом определилась аккордом Кваренгиевских строений - домом Салтыкова, Эрмитажным театром, зданиями Иностранной коллегии, Английской церкви. Ассигнационный банк, дворец Юсуповых на Фонтанке, Конногвардейский манеж, Главная аптека, Мариинская больница, наконец, Смольный институт и Нарвские триумфальные ворота - каждое из этих произведений знаменует образцовое решение определенной функциональной, градостроительной и художественной задачи, отмечая новый этап развития городского организма, как единого целого.

Конец XVIII столетия означен сооружением по проекту Василия Баженова и Винченцо Бренна грандиозного Михайловского (Инженерного) замка, примечательного, романтической сложностью замысла и неординарной ролью в объемно- пространственной композиции гигантского архитектурного комплекса, развитого на берегах Невы. В ряду мастеров зрелого классицизма необходимо назвать архитекторов Николая Львова, Егора Соколова, Федора Демерцова, строения которых и в наше время определяют масштаб и характер окружающей застройки.

Период высокого классицизма, или ампира, отмечен появлением зданий, предопределивших застройку примыкающих к ним пространств, формирование площадей и более значительных градостроительных образований. Безусловное приоритетное место в этом направлении занимают трое зодчих: Андрей Воронихин, Андрей Захаров и Тома де Томон. Решая локальную задачу перестройки здания Главного Адмиралтейства, при условии сохранения построенной Иваном Коробовым башни со шпилем, Андрей Захаров создал гениальное произведение, которое вошло в ряд основных архитектурных образов Петербурга и стало одной из основных опорных градостроительных доминант города. Вдохновляясь идеей античного храма периптера, архитектор Тома де Томон на стрелке Васильевского острова создал ансамбль Биржи с ростральными колоннами. Биржа Тома де Томона образно начинала правобережные ансамбли Большой Невы. Горный институт, возводившийся Андреем Воронихиным в те же годы, завершал их вблизи впадения реки в залив. Двенадцатиколонный портик Горного института с парными скульптурными труппами, стали своеобразными пропилеями "классического" Петербурга. Наиболее полно черты строгого классицизма воплощены А.Н. Воронихиным в Казанском соборе. Колоссальная четырехрядная колоннада коринфского ордера формирует своим строем площадь, входящую в ансамбль Невского проспекта.

Победоносное отражение нашествия наполеоновских армий в 1812 году и освободительный поход в Европу, закончившийся спустя три года, нашли свое воплощение в новом подъеме градостроительных работ в столице могущественной России. Для руководства намеченным и нарастающим строительством в 1816 году был учрежден "Комитет строений и гидравлических работ", который действовал около двадцати лет. В Комитет входили архитекторы Карл Росси и Василий Стасов. Руководил Комитетом выдающийся инженер Августин Бетанкур. Деятельность Комитета имела исключительное значение для формирования в центральных районах комплексов, состоящих из системы взаимосвязанных ансамблей. Первенствующая роль в этой грандиозной работе, несомненно, принадлежит Карлу Росси, непревзойденному мастеру петербуржского ампира. С 1816 по 1836 годы он создал, заложил основу или определил стилистическую характерность тринадцати площадей и двенадцати крупных улиц. По проектам Росси созданы дворцово-парковый ансамбль на Елагином острове, Михайловский дворец (ныне Государственный Русский музей), связанная с ним Михайловская площадь (площадь Искусств) и Михайловская улица, которая подключила дворец к Невскому проспекту. Продолженная Росси до Марсова поля Садовая улица отделила ансамбль Михайловского дворца от Инженерного замка и стала связующей трассой между главной городской магистралью - Невским и Невой. Принцип формирования площадей, сопряженных с гигантским зданием общественного назначения, Росси применил при постройке Александрийского театра, перед которым он устроил Театральную площадь (пл. Островского). От театра он проложил знаменитую улицу, которую впоследствии назвали именем зодчего, и завершил ее предмостной Чернышевой площадью (пл. Ломоносова) на набережной Фонтанки. Росси завершил Сенатскую площадь (пл. Декабристов), торжественным строем двуединого фасада зданий высших государственных учреждений России - Сената и Синода, связанных триумфальной аркой. Лучшие качества Росси - градостроителя и создателя уникальных построек, исполненных глубокого идейного значения, отмеченных оригинальностью замысла, подлинно монументальных, синтезирующих архитектуру и скульптуру является здание Главного штаба с триумфальной аркой и министерств, придавшее Дворцовой площади царственное величие, отвечающее её назначению центра столицы великой империи.

Эстетические и градостроительные принципы высокого классицизма развивал в своем творчестве Василий Стасов. Ему принадлежат проекты Павловских казарм, завершивших ансамбли Марсова поля, Троицкого (Измайловского) и Спасо-Преображенского соборов, включенных в цепь общегородских и силуэтных доминант города, Московских триумфальных ворот. Последним крупным мастером петербуржского ампира и предвестником эклектики был Опост Монферран - автор гранитного Александровского столпа на Дворцовой площади, импозантного дома Лобанова-Ростовского и самого крупного в России собора во имя Исаакия Долматского, который выделил в структуре города Исаакиевскую площадь. Ниже в таблице приведены основные представители архитекторов времен русского классицизма и те их работы, которые заслуживают особого внимания.

Архитектор	Его деятельность
Антонио Ринальди 1710-1794	Большой театр на Театральной площади, садово-парковые и дворцовые ансамбли Царского Села, Ориенбаума (Китайский дворец, Катальная горка, Дворец Петра III), Екатерининский собор в Ямбурге, Мраморный дворец (Дворцовая набережная, 6), Князь Владимирский собор, Исаакиевский собор, ряд зданий на Большом проспекте П.С.
Жан-Батист Валлен-Деламот 1729-1800	Малый Эрмита, костел Святой Екатерины, Академия художеств, Дворец Разумовских
Ю.М. Фельтен 1730-1801	Церкви: Святой Екатерины, Святой Анны Армянской. Старый Эрмитаж и переход в Эрмитажный театр. Церкви: Иоанна Предтечи (Каменный о-в) Ограда Летнего сада. Участвовал в сооружении гранитных набережных Невы. Одно из зданий Воспитательного дома близь Смольного.
В.И. Баженов 1737-1799	Дом Теплова (Свердловская набережная, 40), Инженерный (Михайловский) замок, Второй дворец Павла I
А.В. Квасов 1718-1772	Создал генплан Санкт-Петербурга, его идеи определили облик предмостных площадей на Фонтанке. Создавал застройку Адмиралтейской части, определил дугу Дворцовой площади.
И.Е. Старов 1745-1808	Завершал ансамбль Александро-Невской Лавры, предмостная площадь (Александра Невского) с домами на ней, Надвратную церковь, Троицкий собор, Таврический дворец, Имения Демидовых в Тайцах и Сиверцах, Фасады Аничкова дворца
Н.А. Львов 1751-1803	Невские ворота Петропавловской крепости, Главпочтамт, церковь-ротонда (проспект Обуховской обороны), церковь Святой Екатерины в Мурино, перестроил дом Г.Р. Державина на Фонтанке 118, Приоратский дворец (в Гатчинском парке)
Джакомо Кваренги 1744-1817	Эрмитажный театр у Зимней канавки, здание Академии Наук, Иностранная коллегия и Английская церковь, дом №4 на Дворцовой набережной и усадьба Безбородко, Конногвардейский манеж, Смольный институт, Малый Гостиный двор и “Серебряные ряды”, Ассигнационный банк с оградой. Мальтийская капелла, церковь во дворе Воронцовского дворца, Колокольня Владимирской церкви, Екатерининский институт, дворец Юсуповых, здание Кабинета Аничкого дворца. Александровский дворец (село Кваренги). Деревянные Триумфальные Нарвские ворота и др.
А.Н. Вороникин 1759-1814	Казанский собор, создал ажурную ограду со стороны Казанской улицы. Памятники Кутузову и Дарклан-де-Толии. Работал в Павловске, колоннады в нижнем Парке Петергофа, интерьеры Строгановского дворца, здание Горного института.
А.Д. Захаров 1761-1811	Капитально перестроил здание Адмиралтейства.
Жан Тома де Томон 1760-1813	Создатель ансамбля стрелки Васильевского острова (Биржевая площадь) с храмоподобной биржей, спусками к Неве и Ростральными колоннами. Мавзолей Павла I в Павловском парке, фонтаны в Пулково, Московском парке Победы и у Казанского собора; особняк Лаваль
М. Ф. Казаков 1738 – 1812	Один из архитекторов Сенат в Московском кремле, Московский университет
Камерон Чарльз 1730 – 1812	Комплекс сооружений в Царском Селе – павильон Агатовые комнаты (1780-1785) с Холодными банями, Висячий сад и Камеронова галерея (1783-1786), в Павловске - Большой дворец и парковые павильоны (1780-1801). Особой изысканностью отличается ряд интерьеров Ч. Камерона.
Стасов Василий Петрович 1769 – 1848	Провиантские магазины на Обводном канале, Павловские казармы на Марсовом поле (1817 – 1821), Главные придворные конюшни (реконструкция, 1817 – 1823), Ямской рынок на Разъезжей улице (1817 – 1819), Спасо-Преображенский (1828 – 1829) и Троицко-Измайловский (1828 – 1835) соборы, Нарвские (1827 – 1834) и Московские (1834 – 1838) триумфальные ворота. По проектам В. Стасова возведён ряд сооружений и в других городах, в том числе в Москве.

 

Некоторые памятники архитектуры “Русского классицизма”

Невские ворота	Смольный
Московский университет	Московские триумфальные ворота

Модерн

Сложная и необычайно Напряженная духовная жизнь русского общества в начале XX столетия заставляла зодчих, художников, музыкантов, актеров, поэтов упорно искать новые формы выражения, новые приемы синтеза искусств. Так появился модерн, или "новый стиль" (современный), в котором свободная планировка, новые строительные, конструкционные и отделочные материалы стали основой создания ярко индивидуализированных сооружений с асимметричными композициями, стилизованными формами прежних эпох, острохарактерными образными решениями. Модерн стал, с одной стороны, одним из видов романтического протеста против всего рутинного, с другой – ярким проявлением именно этой уходящей цивилизации. С одной стороны – страстное стремление создать общенациональную, подлинно демократическую культуру, с другой – нередко вынужденное следование сомнительным вкусам нового мещанства, индивидуализм, столь чуждый русскому национальному сознанию. Перечень этих мучительных противоречий можно продолжать очень долго. Стремясь создать более одухотворенную среду обитания, зодчие, инженеры и художники вслед за К. Коровиным обратились к северному русскому (а затем и скандинавскому) зодчеству, народному творчеству, фольклору. Произошло подлинное открытие русского Севера, в котором мастера начала XX в. справедливо видели стилевое единство, величие, синтез искусств. Усвоение "северного материала" привело к рождению наиболее интересного для нас, жителей Петербурга, явления в модерне – “северного модерна”, или национального романтизма (его представители – Н. В. Васильев, А. Ф. Бубырь, Ф. И. Лидваль, И. А. Претро и др.). Именно это направление оставило самый яркий след в зодчестве Петербурга начала века. “Северный модерн” характеризуется запоминающимися домами остро выразительного поэтического облика, которые представляют собой качественно новое явление, наглядно демонстрируя, какой эволюционный путь прошли их создатели за короткий срок

Важнейшей задачей архитекторы начала века считали создание единой эстетически полноценной и выразительной среды с помощью новых строительных, конструкционных и отделочных материалов и изделий, новых приемов синтеза искусств. Необходимость сооружений нового типа (спортзалов, бассейнов, музеев, кинотеатров) рождала новые объемно-планировочные решения, произошло решительное преобразование облика городской застройки. Многие дома конца XVIII – начала XIX в. спустя сто лет оделись в новые одежды, за которыми, однако, можно нередко увидеть прежнюю структуру фасадов. Изменился воспетый когда-то классиками Невский проспект. Лучше он стал или хуже? Невозможно дать однозначный ответ, каждый раз необходим анализ конкретной градостроительной ситуации, и тогда окажется, что Дом книги и Елисеевский магазин в гораздо большей степени выдержали проверку временем, чем дом Вавельберга и Азовско-Донской банк. Впрочем, и это утверждение не бесспорно. Конечно же самое ценное для нас сегодня – динамичность, подвижность, живая пластика лучших зданий модерна – они не являются чем-то незыблемым, чему можно дать четкую, на все времена оценку, они побуждают мыслить, спорить, сопоставлять - словом, они не оставляют равнодушными. Доходный дом, особняк, общественное здание времени модерна индивидуальны, в них ясно отражается личность строителя - как в общем облике, так и в деталях отделки, в особенностях планировочного решения, даже в рисунке балкон ной решетки или дверной ручки. Стремление к синтетическому, более образному искусству приводит к формированию типа художника-универсала. Зодчие периода модерна, которым посвящены очерки этого тома, успешно работали в живописи, графике, декоративно-прикладном искусстве. Мастера модерна отвергали не только эклектику второй половины XIX в., но и любую украшательскую архитектуру, не исключая Ренессанса, хотя на практике не могли, конечно, полностью отказаться от исторического наследия. К тому же нельзя забывать о мощном воздействии классического Петербурга, его неувядаемого обаяния, которое нередко оказывалось сильнее новых требований. Зодчие модерна ратовали за экономичность, гигиеничность, целесообразность сооружений. Они выступали против строгой симметрии, жестких геометрических схем, стремились к эстетическому освоению как традиционных, так и новых материалов (железобетона, гранита, металла, облицовочного кирпича, стекла), пытались преодолеть противоречия между художественным и утилитарным. Одной из сильных сторон архитектуры этого времени были разнообразнейшие и чрезвычайно интересные функционально обоснованные планировочные решения, в свою очередь влиявшие на формирование внешнего облика зданий. Еще точнее было бы сказать, что проектирование “изнутри” (то есть от плана здания) стало важнейшим принципом проектирования в отличие от позднего классицизма и эклектики, где буквально на каждом шагу рациональные новаторские планировочные решения соседствуют с анахроничными украшательскими тенденциями в решении фасадов. Эти вполне понятные и естественные противоречия успешнее всего устранялись в промышленной архитектуре, где был достигнут подлинный синтез искусства, науки и техники, - ведь не случайно именно в промышленном зодчестве, в грандиозных комплексах Васильевского острова, Выборгской стороны были достигнуты наиболее впечатляющие результаты. Здесь активно трудились лучшие зодчие, инженеры, строители, работавшие в согласии друг с другом.

Ниже в таблице приведены основные представители архитекторов-модернистов и те их работы, которые заслуживают особого внимания.

Архитектор	Его деятельность
Санкт-Петербург
Николай Васильевич Васильев (1875 – 1940)	Здравница в Царском Селе, банк на Михайловской площади, театр в "неорусском стиле" с необыкновенно живописной композицией, романтический и динамичный, с активным применением майолики; дом Ушаковой на углу Малого проспекта и Широкой (ныне Ленина) улицы (оба - 1906 г.). Последний в случае реализации стал бы шедевром русского национального модерна, и можно лишь сожалеть о том, что он остался на бумаге, проекты жилых комплексов на Троицкой (ныне Рубинштейна) улице, Каменноостровском проспекте и ряд других, которые при реализации решительно изменили бы к лучшему облик многих районов Петербурга. В 1905 г. Васильев построил ныне уже хрестоматийный особняк Савицкого в Царском Селе (г. Пушкин), 1906 г. Васильев принял участие в проектировании дома для своего соратника и друга А. Ф. Бубыря. Васильев принял активное участие в сооружении, под общим руководством Э. Ф. Вирриха, крупнейшего торгового здания Петербурга – универмага Гвардейского экономического общества (ныне ДЛТ; 1908 - 1909), двухэтажное здание торговых рядов – “Нового пассажа”, один из корпусов Невской ниточной мануфактуры
Федор Иванович Лидваль (1870 -	В 1901 г. совместно с С. В. Беляевым Лидваль построил деревянный особняк К. К. Экваля на территории его же завода, в 1903 г. Лидваль построил здание гостиницы в Апраксином переулке, первым самым крупным программным произведением Лидваля стал доходный дом его матери, 1902, 1904 и 1908 – 1910 гг. по Малой Посадской улице, в 1908-1910 гг. в лидвалевском, если так можно назвать, стиле был построен один из самых интересных в градостроительном отношении домов – совершенно иной ландшафтной среде. Это дом на Приморском проспекте, внутренняя перестройка, отделка и надстройка гостиницы “Европейская” на Михайловской улице (1908 – 1910) и проектирование и строительство гостиницы “Астория” в ансамбле Исаакиевской площади (1911 – 1912).
Москва
Валькот В.Ф.	Старое здание МХАТа, бывший дом Рябушинского, Ярославский вокзал, гостиница “Метрополь”
Эрихсон А.Э.	Издательство Сытина И.Д.
Кекушев Л.Н.	Дома Миндовского и Исакова – оба начала 1900-х гг.
Щусев А.В.	Церковь Марфо-Мариинской обители, здание Казанского вокзала.

Некоторые памятники архитектуры модерна

Универмага Гвардейского экономического общества	Гостиница “Астория”
Ярославский вокзал	Издательство Сытина
Казанский вокзал	Храм Покрова Марфо-Мариинской обители. Западный фасад

Эклектика

Развитие эклектики (2-ая половина XIX века) совпадает в России со временем реформ, важнейшей из которых была отмена крепостного права. Процесс переосмысления и обновления древнерусского наследия приобретает новые формы.

Храмовое строительство, хотя по-прежнему ведется широко, но по своему значению отодвигается на задний план. Применявшиеся раньше преимущественно в культовом строительстве формы древнерусского зодчества широко входят в практику гражданской архитектуры. В частности, в пореформенные десятилетия был осуществлен уникальный в своем роде опыт реконструкции исторического центра древней столицы в формах национального, древнерусского зодчества.

Начинает меняться патриархальный облик Москвы. Она становится крупнейшим железнодорожным узлом и торговым центром. Обновляется застройка улиц, начинают увеличиваться размеры и этажность домов, широко входят в жизнь типы зданий, рожденные бурным темпом урбанизации и развития капитализма – пассажи, банки, конторские здания. Меняются и стилевые черты архитектуры

В середине XIX – начале XX веков в дворцовой архитектуре появилось направление, провозгласившее “русско-византийский” стиль. Например, в фасадах Большого Кремлевского дворца в Москве (арх. К. Тон) механически соединены приемы композиции того времени с деталями древнерусской и византийской архитектуры.

Другое направление в архитектуре приняло стилизацию деревенского декора изб, орнаментов народного прикладного искусства, вышивок (центральный фасад Московского Политехнического музея, арх-ры И. Монигетти, Н. Шохин).

Третье направление было основано на подражании нарядному московскому зодчеству середины XVII в., но создало сухую, вычурную архитектуру, например в Москве - здание Исторического музея (арх-ры В. Шервуд, А. Семенов) с усложненной композицией фасада, в архитектурные членения которой механически введены мотивы декора XVII в.

С развитием капитализма в градостроительстве произошли изменения. Научные и технические открытия в промышленном производстве, строительство железных дорог, упорядочение транспортной сети городов, уличное освещение привели к поискам новой структуры городов и возникновению новых сооружений: вокзалов, фабрик, заводов, административных зданий, спортивных сооружений, торговых зданий и т. д.

Эклектика основывалась на произвольном сочетании приёмов и форм различных исторических стилей и свободном выборе, соединявшихся с современными функционально-планировочными решениями.

А. П. Брюллов являлся одним из первых зодчих, работавших в этом стиле. А. И. Штакеншнейдер был ведущим мастером середины XIX века, продемонстрировавший в построенных им дворцах виртуозное владение формами барокко, ренессанса и античности. По тому же пути шла и декоративная пластика. Скульптор Д. И. Иенсен оформил фасады многих зданий.

Для раннего этапа эклектики (1830-1860 гг.) характерен романтический стиль, заключающийся в разнообразии и "умном выборе" исторических прототипов. Они должны были ассоциативно раскрывать назначение и характер зданий. Так, для православных храмов привлекались, как правило, формы древнерусского или византийского зодчества, для лютеранских церквей - готики, для общественных зданий - ренессанса, для дворцов и особняков - ренессанса и барокко.

Второй этап эклектики (1870 – 1900 гг.) совпадает с периодом бурного развития капитализма в России. Строительная деятельность в столице резко активизируется, достигая своего апогея на рубеже XIX – XX столетий.

Для архитектуры зрелой эклектики были свойственны новые качества - богатство и насыщенность декора, подчёркнутая репрезентативность форм, символизирующие благосостояние нового заказчика и потребителя - буржуазии. Теперь нередко соединялись элементы различных исторических стилей в одной композиции, на одном фасаде. Они произвольно воспроизводились в измельчённой и дробной штукатурной отделке, которая не была связана с внутренней структурой сооружения. Широко внедрялись в строительство периода эклектики разнообразные инженерно-технические новшества - прежде всего металлические, а затем и железобетонные конструкции. Но они, как правило, не влияли не художественный образ и оставались "за кулисами" архитектуры.

Русский стиль занимал особое место среди различных направлений эклектики. В нём отразилась тяга к национальной самобытности, воплощением которой считалось древнерусское зодчество. Основоположником официального течения русского стиля современники провозглашали К. А. Тона - автора ряда церквей в формах московских храмов XVI – XVII веков, родоначальником иной, более демократичной линии – А. М. Горностаева

Многие выдающиеся представители эклектики ориентировались на европейские стили, среди них М. А. Макаров и А. В. Иванов, П. Ю. Сюзор и Л. Н. Бенуа, Р. А. Гедике и А. Ф. Красовский, А. И. Резанов и М. Е. Месмахер.

Последователями русского стиля выступали А. А. Парланд, Н. Н. Никонов, А. И. Томишко, В. А. Косяков, реализовавший в храме Воскресения Христова концепцию "русского ренессанса", то есть возрождения форм допетровского зодчества XVII века.

При внешней пестроте эклектика в целом обладала определённым единством основных принципов и художественного языка. Она и была архитектурным методом и стилем эпохи капитализма в России.

ФОТОГРАФИИ ПЕТЕРБУРГА

Мраморный дворец	Мосты Санкт-Петербурга ночью	Спас-на-Крови
Разведенные мосты Петербурга	Верхний сад Петродворца	Северное сияние

Архитектура XX века

Говоря об основных характеристика архитектуры XX в. и об основных тенденциях в ее развитии, необходимо упомянуть главное: архитектура не знала кризиса, подобного живописи. Это объясняется, во-первых, бурным развитием техники, ростом городов, потребностью в строительстве, решении художественно-планировочных задач и, во-вторых, интенсивными послевоенными восстановительными работами. Архитектурный облик стран и восстанавливался, и создавался заново.

Архитектуру XX в. характеризуют не только новые строительные технологии, но и новые строительные материалы и конструкции их них: железобетон, цемент с различными наполнителями, сталь, бетон, пенобетон, стекло, полиматериалы, применение которых привело к поиску новых стилей. Эклектика конца XIX в. как архитектурный стиль теряет свое значение. На смену ей пришел модерн, суть которого состоит в соединении рациональных конструкций, с применением современных строительных материалов. В Германии этот стиль называется югендстиль, или сецессион, во Франции — ар нуво.

Модерн как стиль появился в конце XIX в. Его суть — в противопоставлении старой архитектуре новой, оригинальной и по-своему логичной архитектурной формы. Модерн явился средством преодоления эклектизма и преследовал цель создания современного, нового, универсального синтетического стиля. Архитекторы модерна при формировании планов и композиций зданий смело шли на применение ассиметричных решений в группировке объемов и архитектурных деталей. Применялись манерные, абстрактные и растительные мотивы, среди которых отдавалось предпочтение вьющимся цветам, болотным растениям, водорослям. В раннем модерне легко утрируется форма, применяется порой чрезмерная декорировка. В то же время проявляется тенденция к постепенному переходу от надуманных и усложненных форм к более логичным, простым и четким конструкциям. Модерн периода декаданса переходит в свою позднюю стадию. Главное внимание переносится на эстетическую выразительность основных конструктивных элементов, пропорции фасадных плоскостей, окон, простенков, дверей, отдельно стоящих опор. Обнаруживается стремление к простоте и экономии композиционных эстетических средств, выявлению назначения здания и особенностей стройматериалов. Модерн ознаменовал собой новый подход к проектированию утилитарных сооружений - мостов, складов, цехов, магазинов, вокзалов, выставочных залов и т. п. Применение железного каркаса в строительстве (сборных стальных конструкций) и железобетона совершило переворот в архитектуре.

Патент на выработку железобетонных изделий был получен Ж. Монье в 1867 г. Эта дата открыла эру железобетона, позволила проектировать системы гигантских пролетов при минимальных сечениях, делать летящие навесы и уменьшать до предела размеры и сечения опорных элементов — стен и столбов. Провозвестником нового этапа в архитектуре стала Эйфелева башня (высота 312м.), построенная их стальных сборных конструкций инженером Г. Эйфелем. Первый жилой дом, в котором были применены новые строительные принципы и материалы, был сооружен в Париже в 1903 г. Вершиной архитектуры довоенного времени стали огромные сводчатые ангары парижского аэропорта Орли: тонкостенный «гофрированный» железобетон, придавший сооружению выразительность и прочность.

Наиболее известными архитекторами, работавшими в стиле модерн, были О. Вагнер, И. Ольбрих, Ванде Вельде, Ч. Макинтош, Л. Салливэн, О. Перре, Ф.-Л. Райт.

Отказавшись от стилизаций, Ф. Райт рассматривал архитектуру как трехмерное объемно-пространственное искусство, призывал к установлению тесной связи архитектуры с природой, стремился к четкости и рациональности архитектуры. Наиболее известное произведение Ф. Райта «Дом над водопадом». Это - желание автора «романтизировать» архитектуру, теснее связывая ее с окружающей природой.

Мировая война приостановила развитие модерна, но технический уровень архитектуры продолжал повышаться.

Подъем строительства начался с 1924 г., когда в капиталистических странах начался период относительной экономической стабилизации. Новая архитектурная школа – баухауз – стала центром архитектурной деятельности в Германии. Ее творческой основой был “функционализм”, т. е. “то хорошо, что хорошо функционирует”. Архитекторам баухауза свойственны геометризация форм и контрастные сочетания гладких стен с большими плоскостями зеркального стекла, черты экспрессивности и романтики в архитектуре.

Одно из главных достижений архитектуры этого времени – попытки решения проблемы «минимального жилья», дешевого жилья, соединявшего особую экономичность с комфортом буржуазной квартиры, что не могло не сказаться на решении жилищной проблемы в капиталистических городах.

Широкую известность и руководящее положение в архитектуре в эти годы приобретает Ле Корбюзье, который видел истинную красоту в четкой ясности геометрических объемов, в простоте и логике современных железобетонных конструкций: “Дом – это машина для жилья”. Единственным источником архитектурно-эстетической выразительности, по его мнению, является архитектурная конструкция. Он создавал оригинальные, элегантные и красивые здания. В качестве лидера «новой архитектуры” Ле Корбюзье выдвинул пять тезисов, определяющих современный стиль:

1. Столбы (здание на столбах, которые заменяют первый этаж);

2. Плоская крыша (с использованием ее в качестве сада),

3. Свободное оформление плана (свайная каркасная система, доходящая до крыши, что дает возможность располагать внутренние стена в любых местах);

4. Удлиненное окно (вследствие каркасной конструкции горизонтальные ленточные окна могут располагаться по всему фасаду),

5. Свободное оформление фасада (каркас дает возможность распределять окна “без прямого отношения к внутреннему членению здания”).

В своей книге “Урбанизм” он предложил проект идеального многонаселенного города с деловой частью, индустриальной зоной и зоной садов. Именно ему принадлежит идея домов-небоскребов.

Небоскребы раннего периода обладали чертами ретроспек-тивизма, но со временем их облик приобрел черты геометризации, конструктивизма, а потом приблизился и к ультралаконичному.

Кроме Ле Корбюзье и Ф. Райтта крупнейшими архитекторами были К. Мельников, О. Нимейер, В. Гропиус, осуществившие многие оригинальные проекты.

Развитие архитектуры в послевоенное время осуществлялось подлозунгом “новой архитектуры”, вобравшей в себя передовые направления предыдущих лет, как универсального “интернационального” стиля, стандартизации и утилитарности. Технические возможности обеспечивали высокий уровень строительства, позволяли прибегать к самой широкой фантазии. Для оценки качества архитектурных сооружений была выработана специальная категория “хайтек” – высококачественная технология. Пришедший в архитектуру постмодернизм, предполагал использование новых необычных конструкций и материалов.

Судьба советской архитектуры тесно переплелась с судьбой страны начиная с революции 1917 года.

При рассмотрении и оценки архитектуры первых лет октября можно, конечно, стремиться определить все оттенки течений внутри нее, теоретические и фактические расхождения группировок, принять все ярлыки и клички. наклеивающиеся как со стороны, так и принимавшиеся самими участниками групп по отношению к себе. Можно расчленить архитектуру этого времени по городам, течениям, группировкам, авторам, периодам их творческого развития. Но мы попытаемся оценить все эти факторы на фоне общего исторического процесса, попытаемся уловить общую линию, целостность всего движения вперед, общую направленность новой советской архитектуры.

Несмотря на все теоретические и фактические расхождения группировок, будь то формалисты или конструктивисты, рационалисты или представители революционного романтизма – их объединяла, как и все революционные массы одна идея. И эта идея не что иное, как разрушение старых традиций, слом старых форм и методов мышления. Эта основная идея объединяет группы и массы своей сильной эмоциональной заряженностью либидинозной связи, чрезвычайными аффективными порывами. Архитекторы, как и все, торопятся отречься от богатейшего наследия прошлых лет. Рождается архитектура, ожесточенно отказавшаяся от всего опыта прошлого. В ней и помину нет восприятия прежних методов работы, прежних взглядов на “стили” и “стилизацию” – “весь мир насилья мы разрушим до основанья, а затем...”. Все предпосылки для нового зодчества закладываются в самом новаторском существе общества и направляются к одному – к образованию социалистической архитектуры, небывалой по содержанию и по форме. Из всех групп архитектурных явлений начала XX века в новую архитектур} переходит лишь одно - все строительные материалы и конструктивные достижения строительной техники: большие пролеты крупных помещений. большие поверхности остекления, малые сечения стальных и железобетонных опор – и в известной степени, выявление всего этого в архитектуре.

Разрабатывающиеся здания, благодаря социальным преобразованиям обязательно должны были приобрести черты сооружений нового общественного строя, черты сооружений социалистических.

Первые годы революционной России были годами разрухи. Тяжелое состояние экономики, неразбериха, разгул преступности – все это должно было бы ввергнуть страну в тяжелую депрессию, но мы видим обратное – огромный всплеск энтузиазма, как в рядах трудящихся, так и в рядах творческой интеллигенции. Происходит это из-за мощного массообразования. на которое направлена вся политика того времени: кто не с нами – тот против нас. “В массе же, в силу одного только факта своего множества индивид испытывает чувство неодолимой мощи, позволяющее ему предаться первичным позывам, которые он, будучи одним, вынужден был бы обуздывать”. Таким образом, мощные высвобожденные энергетические потоки, сублимированные в творчество, дали уникальнейшие, феноменальные результаты.

Первые 10 – 15 лет были временем новых идей в архитектуре, большинство интересных проектов были обречены остаться лишь на бумаге, так как в эти трудные для страны годы не хватало средств на самые необходимые объекты строительства. Но именно это время дало толчок для создания и развития новой архитектуры. Именно архитектура 20-х годов является творчески исключительно напряженной. Этот период дал много ярчайших имен: Н. Ладовский, Леонидов, В. Татлин, В. Шухов. К. Мельников. Н. Троцкий, И. Голосов. И. Фомин, В. Гропиус, Веснины и многие другие. Архитектура первых лет октября ошеломила западных архитекторов множеством поразительных продуктивных идей, прекрасными образами прогрессивной новой архитектуры, заставила с вниманием изучать ее опыт. Но в середине 30-х годов эта архитектура начала терять черты глубокой идейности и содержания, что ранее, в период первого пятнадцатилетия, являлось ее характернейшей особенностью.

Постепенно исчезает индивидуальность, порождая череду подражательств. Архитектура индивидуумов переходит в архитектуру посредственностей. Так как архитектура существует не в абстрактной обстановке, а в конкретных социальных условиях, то в понятие "содержание", кроме безличного характеру общества "назначения" здания, обязательно входит (и всегда входило) понятие идейности этого содержания. Содержание становится категорией социально-исторической. Общество в этот период не приветствует новаторов-одиночек, так как они невольно противопоставляют себя обществу - большинству - массе. Единственно возможный способ существования в этот период - влиться в массу, стать ее частью.

Образ женщины вытесняется и заменяется образом Революции. Женственностью для Ленина становится партия. Но, развиваясь, партия утрачивает женские, и обретает мужские черты.

Так как архитектура явление социальное, которое определяется своим назначением служить потребностям общества и отражать идейную направленность его, то поворот его от яркого индивидуального к подражанию посредственностей очень закономерен, и путь, который ведет всевозможные течения и направления тот же - за счет отсечения всего нестандартного. волевого и яркого. Поток бездушной подражательности признанным западным, хотя и прогрессивным мастерам (Ле Корбюзье), легкой и доступной, затопили архитектуру начала 30-х годов. Романтика начала революции, высокий пафос новаторства 20-х годов, даже поиски одиночек начала 30-х годов оказались забытыми и незамеченными. В массовом наводнении потерялись бывшие лидеры. В опубликованной декларации ВОНРА (август 1929 года) критиковались “левые” и “нейтральные” группировки. В декларации говорилось: “...мы отвергаем формализм..., втискивающий в... заранее предвзятые формы содержание сооружений... Мы отвергаем эклектическую архитектуру и методы эклектиков, механически копирующих старую архитектуру. Мы отвергаем конструктивизм с его игнорированием художественного содержания и средств художественного воздействия... Мы считаем, что пролетарская архитектура должна развиваться на основе применения метода диалектического материализма... Мы за пролетарскую классовую архитектуру...”. Но крупных позитивных решений за этим так и не последовало.

Изменение творческой направленности оказалось связанным с неудовлетворительными результатами первых туров конкурса на проект Дворца Советов в Москве (1930 - 1933 гг.). На рассмотрение было представлено 160 проектов, участвовало 500 архитекторов, но большинство конкурсантов показало недостаточную подготовленность к решению больших идеологических задач. В результате вышло постановление Совета по строительству, где весьма в скромной форме, но услышанное всеми, было сказано следующее: “... не предрешая определенного стиля Совет строительства считает, что поиски должны быть направлены к использованию как новых, так и лучших приемов классической архитектуры, одновременно опираясь па достижение современной архитектурно-строительной техники”.

В пылу искренних поисков “классической” советской архитектуры зодчие стремились уйти от предшествовавшего периода, забывая все его достижения. Мастерство отдельных выдающихся зодчих рисковало потонуть в массе серой архитектуры, отвечающей непритязательному вкусу заказчика.

Этот период характеризуется и началом сталинских репрессий. Зодчие просто боялись оказаться вне течения, одобренного идеологией. Под воздействием сталинского режима подражание в архитектуре становится единственно возможным способом приспособления к жестокой реальности. "Как же мы можем ожидать, - удивлялся Фрейд, - чтобы люди. находящиеся под гнетом запрета на мысль достигли психологического идеала, главенства разума".

Можно сказать, что так же как "мода на конструктивизм" сыграла печально пагубную роль в растворении подлинно новой архитектуры в массовых подделках, так и всеобщий переход к освоению классики привел в конечном результате к исходным итогам, и в этом случае много архитекторов. средних по своим творческим возможностям, стремясь сделать в "общем" духе, превратили в общем положительное стремление к глубокому ознакомлению с классикой – в безвкусицу.

Архитектура, как массовое явление этого периода, обладает качествами массы. Тем не менее, мы наблюдаем в этот период реальный подъем масс, мы отчетливо видим разрастающееся ослепление, коснувшееся всех.

Гостиница Украина

Дом советов (проектное предложение сталинской эпохи)

Началась война. Во время войны, естественно, строили весьма целеустремленно, экономично и насущно необходимое, в основном. производственные здания на Урале, в Сибири, в Средней Азии - там, куда перебазировалась промышленность, но зато работы последних лет войны, пока только проектные, всеми силами и средствами выражали охватившее всех чувство законного триумфа. Это видно на проектах восстановления Сталинграда (1943 г., А. Алабян и Н. Поляков), на проектах памятников павшим воинам и памятников победы. Этот период продолжался от 1945 года до 1955 года. И начало и конец его можно датировать так точно, потому что начало совпало с триумфальным победным концом Второй мировой войны, а конец с соответствующими решениями ЦК КПСС и Совета Министров СССР об изменении направленности архитектуры. Несмотря на самые благие пожелания зодчих, творческая направленность конца 40-х и всей первой половины 50-х годов привела в большой степени к забвению реальных условий строительства. к театральности и квазиторжественности архитектуры, к отказу от достигнутого прежде. Тут надо особо сказать о возведении целой системы высотных зданий в Москве, которые предопределили, по существу, ее новый силуэт. Они были задуманы совместно с Дворцом Советов и, несмотря на то, что Дворец не был построен, сыграли огромную градостроительную роль и “держат” силуэт Москвы до сего дня.

Реставраторская направленность, стилизаторство были крайне неэкономичны при реализации замыслов. Даже высокие эстетические качества, красота как идеал зодчего превратились, с одной стороны, в штамп, а с другой в поиски отвлеченной "красивости".

Недостатки были настолько значительны, что в 1954 году в Большом Кремлевском Дворце было созвано специальное всесоюзное совещание строителей и архитекторов, на котором на первый план были поставлены наиболее насущные задачи - снижение стоимости строительства и резкое увеличение его количественных показателей. Основным путем решения этих задач были выдвинуты индустриализация строительства и связанная с ней типизация проектирования. Затем, в 1955 году последовало постановление ЦК КПСС и СМ СССР об устранении излишеств, что повлекло за собой изменение в направленности архитектуры.

Период архитектуры 60-х считался нечто вроде позорного пятна на теле архитектуры социализма, которое разрослось как опухоль до неимоверных размеров. Безликость городов, похожесть микрорайонов, дома-близнецы, серость, в которой тонули малейшие признаки индивидуальности.

Время репрессий прошло, но его результаты оказались ошеломляющими: почти все творческое, неординарное и яркое, что пыталось выживать не по законам масс, было уничтожено. Остатки - подавлены страхом. Следуя закону самосохранения, люди подчинялись законам идеологии, направленной на создание послушной, управляемой толпы. Даже короткое время "оттепели" не смогло в корне изменить ситуацию. Страх парализовал творческую индивидуальность. Процесс создания серой однородной массы, готовой к управлению, можно было считать завершенным. Необходимо было закрепить эту серость и однородность соответствующим стилем жизни - одинаковостью во всем. И широко развернутая политика в строительстве и архитектуре, ориентированная на типизацию и индустриализацию может рассматриваться как одна из важных частей этого плана.

Рассматривая архитектуру 50х-60-х годов, все больше обращаешь внимание на некую утомительную схожесть ее произведенийю. Удачный индивидуальный проект почти мгновенно "размножается", теряя какое-либо своеобразие и не отличаясь в этом отношении от типового. Новые города, возводимые в короткие сроки на пустом месте, не могут претендовать на собственное лицо. Весь образ города возникает практически одновременно, и строится он к тому же индустриальным методом, не способствующим индивидуальности городской застройки. Так строились Навои и Тольятти, Зеленоград и Новосибирский академгородок. Но во многих книгах по архитектуре и градостроительству того времени эти же города фигурируют как образец социалистического города, как неоспоримое достижение социализма. Однажды найденный интересный контраст поставленных торцами к улице высотных зданий с объединяющим их низким, длинным, остекленным этажом превращаются в целые шеренги автоматически расчерчивающие новые районы. Стоило сделать несколько удачных фасадов с ленточными окнами, и появляется массовый мотив "тельняшки" во всех типах зданий и сооружений, от пром. зданий до зданий административных, общественных и даже жилых. Архитекторы как зачарованные повторяют один и тот же прием. Удалось архитектору Лебедеву скомпоновать из типовых жилых домов красивое криволинейное в плане здание и поставить несколько таких зданий в хорошем ритме в одном лишь микрорайоне Ивановское (г. Москва), и сразу же этот прием начал повторяться всюду, делая микрорайоны братьями-близнецами (рис. 8). Та же участь постигла и здания, сделанные в прямое подражание конструктивной архитектуре Мис ван дер Роэ - сплошь остекленные, с декоративными вертикальными накладками из стальных или аллюминиевых двутавровых балочек. В этом стиле делались все типы сооружений, делая похожими даже здания разного назначения.

После ряда лет обезличенной "уравниловки" в архитектуре - с конца 60-х годов - стала разрабатываться и осуществляться новая архитектура, но эта архитектура, по сути, лишь безоглядное увлечение модой. Эта мода со всеми неоспоримыми чертами прямого заимствования захватывает интересы многих, кажется последним словом искусства, самым современным способом решения любой архитектурной задачи. Но эта мода способна и снивелировать всю раннюю практику, что приводит в конечном результате к той же обезличенной архитектуре 20-го века. В критических статьях этого периода очень часто понятие советской архитектуры подменяется термином "современная" архитектура "вообще", теория архитектуры "вообще", практика архитектуры "вообще". Это является особенно яркой характеристикой социальной политики того периода, ныне называемого периодом застоя.
Общества всех социальных формаций сознательно и весьма направленно использовали возможности архитектуры как искусства мощного идеологического воздействия.

Каждое время рождает свою архитектуру – конструктив самосознания, более или менее честный скелет эпохи. Наше с вами беспородное “сегодня” – не исключение. Не смотря на почти полное отсутствие в постсоветском пространстве денег на эстетические капризы, в архитектуре появились определенные группы явлений, которые, хотя и с некоторой натяжкой, можно определить, как стилистические.

Можно выделить три основных группы.

Первая группа – объединенный идеал всех советских Государственных институтов проектирования городов (ГИПроГрадов). В основном это - "элитарные" многоквартирные дома. То, что раньше проектировалось, но не воплощалось ввиду своей высокой стоимости и путем бесконечных упрощений и удешевлений превращалось в то, в чем мы жили. Но, поскольку заказчик на приличное жилье появился, мечта стала явью, хотя и очевидно устаревшей. Отличительные признаки стиля: пара-тройка полукруглых или многогранных ризалитов либо эркеров, часто фальшь-мансардная крыша, с фальшь-мансардными же окнами, вертикальные ряды лоджий, двухцветная, с обязательным присутствием охры, окраска фасадов. Объем здания ощутимо цельный, стабильный. Планировка квартир, увы, не слишком оригинальная и часто диктуется внешней формой здания и структурой фасадов, а не заботой о тех, для кого, собственно, все это строится.

Фасады этих зданий пока узнаваемы, но лишь по причине абсолютной убогости традиционного фона жилых районов. В рекламных проспектах по продаже будущих квартир часто встречается фраза "с возможностью свободой планировки" (этим замечанием проектировщик заранее расписывается в невозможности предложить жильцам продуманную и оригинальную планировку квартир), но все же эти здания - безусловный прорыв по сравнению с советскими типовыми домами второй половины двадцатого века.

Вторая группа - архитектура демонстрации западных отделочных материалов и технических достижений. Это, в основном, общественные здания, будто специально созданные для доказательства совершенства алюминиевых листов и полос, структурного стекла, раздвижных дверей, искусственных мраморов и гранитов, натяжных потолков и, даже, обзорных лифтов. Объем здания - преувеличенный. И все же, создается впечатление, что такая архитектура - огромный прорыв в нашем самосознании. Каким-то непостижимым образом не наши высокотехнологичные материалы воспитывают нашу архитектуру, заставляют ее "подтянуть живот", быть внятной, лаконичной и точной. В некоторых случаях такая тесная связь с материалом рождает даже что-то сродни свободному архитектурному замыслу, который давно царствует в цивилизованных странах.

Третий – эксклюзивные здания, учитывающие “личность” заказчика. Это одноквартирные частные дома в которых явно преобладает либо романский стиль либо колониальная классика.

Именно романский стиль мы узнаем в крутых крышах, вертикально дробленном объеме здания, массе башен и башенок, завершенных теми же крутыми крышами, разнокалиберных балконах и террасах. Колониальная классика, в принципе чуждая нашему географическому пространству, по-видимому, знак родства со столпами "дикого" капитализма Соединенных Штатов.

Оформление фасадов - традиционное, с широким применением заменителей черепицы (металлочерепица), заменителей традиционных окон (металлический стеклопакет "под дерево") и т.д. Эта архаика возникает не от убожества сознания архитекторов, а, скорее, от банальности заказа. Стремление заказчиков подчеркнуть свою значимость и, в то же время, построить что-нибудь оригинальное при отсутствии вкуса и неумении прислушиваться к мнению проектировщика, приводит к примитивному результату. Если к этому прибавить еще генетическую боязнь проникновения в свое жилье (несмотря на все современные средства охраны пространства), то становится понятно приверженность именно к этим стилям.

Может быть, до чистого понятия "стиль" выделенным группам еще далеко, однако, ощущение, что зодчество сдвинулось с мертвой точки, все-таки есть. Архитектору дали вздохнуть чуть свободнее, проектировать чуть дороже, возможно, как уже не раз случалось в истории архитектуры, это приведет к настоящей свободе и элегантности